Российская экономика привыкает к жизни на дне, где, по оценкам Минэкономразвития, пребывает с середины прошлого года. С того времени, по расчетам министерства, помесячное снижение ВВП замедлилось и в среднем остается на нуле. Последние месяцы – это снова ноль с минусом: в апреле 2016 г. «тенденция снижения экономики умеренными темпами» продолжилась, докладывает Минэкономразвития в отчете о текущей ситуации.

К июню дно российской экономики разглядел и Центробанк, который ранее в этом году под влиянием очередного падения цены нефти до 13-летних минимумов представил крайне пессимистичный взгляд на перспективы ближайших трех лет. Теперь ЦБ ожидает, что уже в IV квартале 2016 г. экономика покажет рост в отношении к тому же периоду прошлого года, т. е. рецессия полностью завершится, а не продлится еще и в 2017 г., как предполагалось в его мартовском прогнозе.

С весны внешнеэкономические условия складываются для России относительно благоприятно: пересмотр ожиданий относительно сроков ужесточения политики ФРС США, позитивные статистические данные по ключевым экономикам поддержали оптимизм на финансовых и товарных рынках, цена нефти не задержалась на минимумах начала 2000-х и снова начала расти. В июне ЦБ вернул ключевую ставку на уровень 10,5%, что можно считать символическим окончанием кризиса: на этом уровне она находилась до середины декабря 2014 г., когда регулятору пришлось экстренно повысить ее сразу на две трети для предотвращения паники на валютном рынке, спровоцированной резким падением цены нефти. По оценкам ЦБ, за 2015–2016 гг. экономика сократится на 4–4,4% и основная часть спада уже произошла. А по мнению министра экономического развития Алексея Улюкаева, по итогам 2016 г. уже может быть и небольшой рост, если среднегодовая цена нефти сложится выше $40 за баррель, что, по его мнению, скорее всего и произойдет.

Поиски нового дна

Улучшение прогнозов вызвано не только ростом цены нефти, тем более что, как предупреждает ЦБ, настроения на глобальных рынках несколько опережают состояние фундаментальных факторов. Пересмотр политики ФРС и сохранение избытка нефти могут во втором полугодии снова привести к снижению цен на сырье, чего ЦБ и ожидает. Улучшение прогнозов вызвано и тем, что на очередной провал стоимости нефти в начале года российская экономика отреагировала не так драматично, как ожидалось. По данным Росстата, за январь – март экономика сократилась на 1,2% к тому же периоду прошлого года, ЦБ ожидал снижения на 1,7–2%, Минэкономразвития – на 1,4%. Правда, и на начавшийся рост цены нефти экономика пока не отреагировала.

Более того, после выхода апрельских данных (майских еще нет) некоторые эксперты пришли к заключению, что экономика отправилась на поиски очередного дна. Это подтверждается и данными Минэкономразвития: помесячная динамика ВВП, державшаяся на нулевом уровне в декабре – феврале, с марта снова ушла в минус (минус 0,1%). Лучший, чем ожидалось, итог I квартала связан в основном с оптовой торговлей (в основном – сырьевой экспорт), это не позволяет судить об окончании экономического спада, предупреждает бывший замминистра экономического развития, главный экономист ВЭБа Андрей Клепач: «Напротив, в марте и апреле экономическая активность вновь начала сокращаться».

Индекс выпуска базовых отраслей экономики в апреле сократился настолько же, насколько вырос в сумме за февраль и март (на 1,9% против 1,8%): экономика продолжает скатываться в рецессию, считает Николай Кондрашов из Центра развития Высшей школы экономики (ЦР ВШЭ). Основной фактор, который мешает этому остановиться, – внутренний спрос: по оценке ВЭБа, продолжается спад инвестиций, выпуска инвестиционных товаров, строительства, глубже всего продолжает падать потребительский спрос. ЦР ВШЭ недавно начал рассчитывать индикатор конечного частного спроса – он позволяет учитывать не только реальную динамику доходов частного сектора, но и его настроения и адаптацию к экономическим реалиям, а это, в свою очередь, само создает реальность, отмечает Кондрашов. Индикатор пикирует с начала 2015 г.: к апрелю 2016 г. экономика так и не нащупала дно, заключает Кондрашов.

Реальные доходы населения за полтора года непрерывного спада – ситуация, забытая с 1990-х гг., – вернулись на уровень конца 2011 г., туда же откатился снижающийся 16 месяцев подряд оборот розничной торговли. По данным ФОМа, половина населения экономит на продуктах питания, даже среди высокодоходных групп от половины до трети сообщают, что приходится урезать расходы. Обычно последнее, на чем экономит население, – это лекарства, но в I квартале впервые с 2008 г. рухнули и они (продажи в ценах конечного потребления, в штуках рынок сокращается уже не первый год). Эксперты отрасли объясняли это «Ведомостям» падением доходов населения: большая часть фармрынка – деньги пациентов. Среднему классу – помимо экономии и отказа от импортных товаров – пришлось изменить привычки: по данным ЦБ, расходы на поездки за рубеж в I квартале сократились почти вдвое в сравнении с тем же периодом прошлого года (в I квартале 2015 г. они снизились на 28%). Сократятся и возможности обучения за рубежом: родители, которые еще несколько лет назад могли оплачивать обучение детей за границей, теперь скорее всего не будут иметь такой возможности, говорила директор Института социального анализа РАНХиГС Татьяна Малева в интервью Deutsche Welle.

По данным «Левада-центра», весной 2014 г. бедных (тех, кому хватает денег только на питание или не хватает даже на него) было вдвое меньше, чем зажиточных (тех, кто может покупать некоторые дорогие вещи – холодильник, телевизор): 14 и 28% соответственно. Весной 2016 г. их стало поровну: 23 и 23%. Рейтинг президента России за это время не изменился (82%).

Социальная апатия

В конце мая ситуацию в России оценивали как плохую 47% россиян, как удовлетворительную – 44%, как хорошую – 4%, а число считающих, что она ухудшается, по-прежнему намного превышает число думающих иначе – 44 и 12% соответственно (данные ФОМа). Почти половина (48%) считает, что тяжелые времена еще впереди (19% – что позади; данные ВЦИОМа). Однако последние три месяца рост негативных социальных настроений прекратился. Весной социальное самочувствие традиционно улучшается, но есть и другая причина: «Происходит рутинизация кризиса», – объясняет руководитель проектов ВЦИОМа Михаил Мамонов.

Граждане заняты выживанием: доля тех, для кого приоритетом является текущее выживание, в 2016 г. составила 41% и превысила аналогичный показатель начала 2000-х, постдефолтного времени, привел данные президент партнерства «Новый экономический рост» Михаил Дмитриев. Ориентация на выживание препятствует формированию запроса на социально-экономические изменения, что затягивает выход из кризиса. У россиян формируются продефляционные настроения, предупреждает ВЦИОМ, при их сохранении неблагоприятный эмоциональный фон населения сохранится на годы вперед, развивая предпосылки безынициативного, апатичного поведения. Произошла негативная стабилизация, подтверждает Малева: большинство ориентируется на пассивную модель поведения – выживание, т. е. минимизацию расходов на потребление, а с такой установкой очень сложно выстраивать траекторию развития. Социальная апатия – более драматичный вариант для страны, чем социальное раздражение, считает она: «Выйти из кризисной траектории экономического роста с апатичным населением, которое не воспринимает экономические стимулы, крайне затруднительно».

Замедляющаяся инфляция на фоне укрепления рубля окажет поддержку потребительскому спросу, начавшееся снижение ставок по депозитам сократит стимулы сбережения в пользу расходов, надеется директор ЦР ВШЭ Наталья Акиндинова: «Возможные позитивные эффекты этого не стоит переоценивать, однако появление хотя бы минимальных перспектив роста внутреннего потребительского рынка – одно из условий для восстановления инвестиций».

Возможности бюджетной поддержки потребления ограничены, в этом году правительству пришлось даже приостановить действие закона, гарантирующего индексацию пенсий по инфляции. Если в 2008 г. власти расходовали на поддержку населения резервные фонды, то сейчас тратят резервы доверия – политический капитал, полученный в ходе российско-украинского кризиса, отметил Дмитриев. За январь – апрель доходы федерального бюджета составили 14,9% ВВП, на 5 процентных пунктов – или почти на четверть – ниже прошлогоднего уровня. Расходы же сократились не только в реальном выражении (на 13%), но и в номинальном (на 6%), чему трудно подобрать аналог из недавней истории, посчитал Андрей Чернявский из ЦР ВШЭ: «Можно сказать, что государство в первые четыре месяца 2016 г. на глазах сжималось». Из-за спада нефтяных цен нефтегазовые доходы рухнули на 4 п. п. ВВП, хотя падение и было частично сглажено проводимым налоговым маневром; их доля в доходах бюджета снизилась до 34% (44% за тот же период годом ранее). Можно сказать, Россия снижает свою нефтезависимость, оптимистичен Иван Чакаров из Citi.

Найти вход в выход

С окончанием острой фазы кризиса экономическая повестка смещается от текущей адаптации к средне- и долгосрочным перспективам. По официальному прогнозу Минэкономразвития, в 2016 г. спад экономики замедлится до 0,2%, с учетом этого за последние 10 лет среднегодовой темп роста России из-за двух кризисов составил 1,6%, более чем вдвое ниже среднемирового (3,5%). Если брать последние семь лет, с 2009 по 2015 г., то среднегодовой прирост ВВП за этот период едва выше нуля – 0,4% против 4,6% в среднем за предыдущие семь лет. «Семь тощих коров», о которых предупреждал бывший министр финансов Алексей Кудрин в 2008 г., оказались совсем худыми: фактически уже семь лет страна находится в стагнации, увеличивая разрыв в благосостоянии с развитым миром. У стран «семерки», тоже пережившей за этот период не лучшие времена, среднегодовой рост был более чем вдвое выше (1%).

По оценкам Минэкономразвития и ЦБ, в 2018 г. рост экономики может достичь 2%, по экспертным оценкам (консенсус-прогноз ЦР ВШЭ с участием 27 экспертов), выход на такие темпы лежит за пределами 2020 г. Но и правительственные, и неправительственные экономисты солидарны в том, что 2% – это тот потолок, выше которого экономика России, если ничего не менять, прыгнуть уже не может. Россия попала в ловушку низких темпов роста, означающую постепенную эрозию уровня благосостояния жителей и своих технологических возможностей. Правда, в этой ловушке Россия, вполне возможно, не одинока: о попадании туда всего мира недавно предупредила ОЭСР. Однако даже без ускорения роста мировой экономики российский максимум в 2% будет на треть ниже, делая Россию малопривлекательной для инвестиций. А только за счет их роста можно перейти от «экономики спроса», которая больше не в состоянии обеспечивать рост, к «экономике предложения».

Президенту и правительству предложены две основные концепции выхода из ловушки на желаемые темпы роста в 4% – это выше среднемировых и позволит экономике сокращать разрыв с развитым миром. Версия экономистов, объединенных в Столыпинский клуб, основана на увеличении инвестиций за счет вливания в экономику госсредств: кредитной эмиссии ЦБ в 1,5 трлн руб., расходования резервов, роста госдолга. Версия экономистов, объединившихся вокруг возглавившего Центр стратегических разработок Кудрина, – на формировании внутренних условий для роста частных инвестиций: низкой инфляции, сбалансированного бюджета и гибкого госуправления.

Третья версия, поддерживаемая социальным блоком правительства, основывается на повышении потребительского спроса, который снова может стать драйвером экономики, за счет увеличения социальных расходов бюджета. В то же время финансово-экономический блок настаивает на необходимости для инвестиционного роста снижать долю зарплат в ВВП в пользу роста доли прибыли: накачка спроса при существующих ограничениях роста выпуска – это возврат к той точке, с которой и началась стагнация. По этой же причине и из-за опасений разгона инфляции «кудринцы» критикуют предложение «столыпинцев». Их объединяет уверенность в необходимости снижения административного и контрольно-надзорного давления на бизнес и реформирования судебно-правовой системы.

Дилемма Кремля

За два последних года прямые иностранные инвестиции в Россию упали с $70 млрд до $5 млрд, восстановление только их объема даст дополнительно 4 трлн руб. инвестиций в год, более чем вдвое больше предлагаемой Столыпинским клубом эмиссии, – причем инвестиций, зачастую связанных с новыми технологиями, аргументирует Кудрин в докладе. У внутренних инвесторов средства тоже есть: размер срочных депозитов предприятий по итогам 2015 г. почти сравнялся с годовым объемом инвестиций. Инвестиции сдерживает не нехватка ресурсов, а неуверенность в целесообразности вложений и их отдаче, неопределенность позиционирования России на мировых рынках и перспектив ее участия в международной кооперации, перечисляет он.

Кудрин, предложивший недавно на президиуме экономического совета президенту Владимиру Путину снизить геополитическую напряженность, посчитал, что из-за санкций Россия теряет 0,8–1 п. п. роста в год: с их учетом Россия могла бы расти примерно вровень с мировой экономикой, по крайней мере не снижая свой уровень развития. Россия экспортирует в основном продукцию с низкой степенью переработки, а импортирует товары с высокой добавленной стоимостью, для преодоления технологической отсталости необходимо встраивание в мировые цепочки добавленной стоимости – хотя бы на вторых ролях, как убеждал президента Кудрин. Путин ответил, что не Россия первой начала вводить санкции и пусть она даже в чем-то отстала, но торговать суверенитетом не будет, рассказывали «Ведомостям» участники совета.

Кремль перед дилеммой, рассуждает Владимир Тихомиров из БКС. С одной стороны, стабильность, обеспечившая ему поддержку населения, больше не привлекает капитал и не служит экономическому росту, из-за возросшей конкуренции за ресурсы и слабеющей экономики социальное давление на Кремль будет расти. С другой – реформы требуют ограничения власти Кремля за счет снижения контроля за судебно-правовой системой. На денежную накачку экономики Кремль вряд ли решится: Путин в начале своего срока провел много времени, пытаясь привести в порядок государственные финансы. Но притока инвестиций не будет, пока инвесторы не убедятся, что правоохранительные органы, поддерживающие силу федерального центра, действительно охраняют права граждан, а не просто обслуживают политическую систему. Реформы входят в противоречие с политическими возможностями самой системы, отмечает политолог Екатерина Шульман: «Как можно защитить предпринимателя от прокурора, если прокурор – основа режима?» При дефиците вариантов фондирования список возможностей ограничен, считает Тихомиров: «Если у государства нет средств на поддержание роста и уровня жизни населения, значит, придется поступиться чем-то еще». Реформы делать придется, оптимистичен он, но их процесс будет отложенным, медленным и размытым из-за необходимости учитывать интересы мощных лобби-групп (госкорпораций, силовиков, влиятельных региональных чиновников).